Премьера двухчасового спектакля «Маленькие трагедии» в постановке театрального коллектива «6-я студия» физико-технического факультета под руководством режиссера Георгия Войтко состоялась в ГрГУ имени Янки Купалы
Премьера двухчасового спектакля «Маленькие трагедии» в постановке театрального коллектива «6-я студия» физико-технического факультета под руководством режиссера Георгия Войтко собрала преподавателей, заведующих кафедрами, сотрудников университета, студентов и магистрантов разных факультетов.
Спектакль «Маленькие трагедии» – это современная театральная эстетика в духе метамодернизма: парадоксальное соединение мифа и реальности, бодрого стремления к бесконечным горизонтам, свойственного юности, и общего ощущения скепсиса и иронии, свойственного зрелости.
Студенты физико-технического факультета, мощный пушкинский текст и тяжелые гитарные рифы культовых музыкантов последних двух поколений: Korn, Alicein Chains, Marilyn Manson, Queens Of The Stone Age, Chelsea Wolfe, а также музыка Моцарта и Рихарда Вагнера.
Не стоит удивляться тому, что спектакль создан студентами физико-технического факультета. Это только закономерно. Многие известные театральные коллективы вышли из среды «технарей». Именно они любят строить модели и порождают те среды, в которых создаются новые идеи и кипит жизнь.
Рецепт спектакля – прост и сложен одновременно. Прост, потому что все молоды и полны сумасшедшей энергии, сложен, потому что невероятно трудно оживить великолепный пушкинский текст и при этом не упростить его. Для этого нужен интеллектуальный запас и чувство современности, невероятная сплоченность общей идеей, организованность, мотивация и поддержка. Спектакль – это всегда результат коллективного труда, упорства и увлеченности общим делом всех.
Начало. Обретение слова. Обретение себя
Четыре главных пушкинских сюжета разыграны как связанные и ведущие определенный диалог друг с другом, для этой цели они дополнены двумя короткими интермеццо «Серафим/Пророк» и «Война». Но у каждого сюжета есть свое «о чем». Вообще, обратимость смыслов призвана рождать у зрителя легкое головокружение, поскольку он начинает искать, что же не так с оригинальным текстом. Однако с текстом в спектакле все в порядке, пушкинский текст остается неизменен. Текст Пушкина в этом спектакле, подчиняясь сложному алгоритму, просто разделяется на живую декламацию и запись. Тема обретения слова, диалога немоты и речи таким образом становится одной из важных в спектакле.
Постановка начинается мощной и тяжелой для восприятия сценой «Серафим/Пророк». Пророк в спектакле – лишний в жизни человек, поэт-музыкант; он же будет и Моцартом. «Серафим/Пророк» и «Моцарт и Сальери» – это проникновенные истории о том, что человек не выбирает, быть ему художником или не быть. Выбор сделан за них и без них, будь то Пророк, Моцарт или Сальери.
Пророк по внешнему виду напоминает хиппи: рваные джинсы, расстегнутая рубашка, черные от усталости красивые глаза – великолепное исполнение Игоря Щуки. Пророк не говорит свой текст вживую, вместо этого в записи звучит его голос – это тема обретения речи, обретения себя. «Восстань пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею моей, и, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей», – эти слова отданы в спектакле Серафиму.
Пророк тянется в черное – к бесконечному, к непознанному, и в этот момент под мощный гитарный риф (Chelsea Wolfe «Psyche») на черном фоне занавеса загорается слово «ЖГИ».
Серафим появляется в спектакле снова в удачном воплощении Евгения Волонтея в сцене «Война». Сцена «Серафим/Пророк» связана со сценой «Война», в которой речь идет о страхах, преследующих человека неумолимо, жестоко и бесконечно. Диалог человека в исполнении Андрея Молиса (он же Барон в «Скупом рыцаре») о своих страхах иллюстрируется хореографией в исполнении «призраков».
Отдельного упоминания заслуживает история Моцарта – авторская интерпретация пушкинского сюжета, парадоксальным образом оставшаяся верной оригиналу. Моцарт и Сальери – режиссерское камео Георгия Войтко, друзьямузыканты, начинают диалог пофранцузски, и зритель поначалу слегка сбит с толку – до тех пор, пока Моцарт и Сальери не переходят на русский. Дальше Сальери говорит пушкинские же фразы, но взятые из писем поэта другу Вяземскому.
Фраза, сказанная поэтом почти два столетия назад, о том, что русский метафизический язык все еще находится у нас в зачаточном состоянии – звучит невероятно современно. Слепой «скрыпач» появляется с красивой гитарой на шее, но без струн. Моцарт подводит его к микрофонной стойке, и «скрыпач» поет. Звучит запись песни Стаса Михайлова, исполненная женским голосом: «Ты, разрушила мечты, слышишь ты… ушла, оставив яд…». Вполне закономерно, что Моцарт и Сальери (как две стороны одного композитора) погибают. Людей искусства вообще никогда не покидает ощущение их ненужности и бессмысленности их жизни. Эта тема показалась режиссеру более интересной, чем зависть – слишком мелкая и неинтересная для настоящих людей искусства.
«Скупой Рыцарь» – скорее история не про скупость, а про заговор молодости против старости, неизбежности их столкновения. Все три сцены разыграны в стройных рамках аскетичной сценографии и жестко вписаны в общую структуру спектакля. Декорация не меняется: два растущих молодых дерева и между ними, мешающая им соединиться маленькая часовня-молельня со входом в «подвал мой тайный».
Молодость стремится вверх, прочь от земли, но корнями молодые деревья все же уходят в землю. Подвал может быть и прошлым в виде доставшихся по наследству ценностей, а может быть и наследством. Однозначного ответа на вопрос «За кем будущее?» в спектакле нет.
«Каменный гость» – самая красивая и пронзительная из историй в постановке, история о столкновении бунта дон Гуана в исполнении Игоря Лытнева и женственности донны Анны в исполнении Анны Ядешко. Принято считать дон Гуана эдаким сердцеедом-авантюристом. В спектакле физиков дон Гуан – воплощение бунта, порыва, силы, которая преодолевает любые преграды и ни перед чем не останавливается. В этом амплуа дон Гуан завораживает. Ему веришь и каждый зритель готов броситься с ним в новую схватку, которая ведется не просто так – за сердца красавиц Мадрида, за красоту мира, воплощенную в женщине, за волю к жизни.
Ужин у Лауры – отдельная история в «Каменном госте». За ужином люди ничем особенным не заняты, но именно в этот момент решаются их судьбы.
«Пир во время чумы» – история, в которой «чума» – это одновременно и невежество, и связанный с этим неотвратимый сумрак отсутствия будущего, сумрак – как символ вялости, разочарования, неверия и старческого угасания, освещенный красными отблесками страсти. «Пир во время чумы» – самостоятельная история и одновременно прелюдия к последующим сценам, поскольку именно с чумы невежества обычно и зарождаются трагедии, подобные трагедиям Моцарта, Рыцаря и дон Гуана, – трагедии художника, идеалиста и бунтаря.
Красота и мощь пушкинского слова в сочетании с красотой юности и эстетикой театрального пространства захватывают настолько, что зритель вполне может и упускать из виду то, что спектакль не дает ни одного однозначного ответа и ни в малейшей степени не является нравоучительным, поскольку очевидно, что на вечные вопросы ответов просто не существует.
Андрей ГЕРМАН, декан физико-технического факультета, кандидат физико-математических наук, доцент
